| |
Выпуск N 31
(весна 2004 года)
ПРЕЖДЕ ВСЕГО
Антиквариат. Какое холодное, помпезное, разорительно дорогое слово... Идёшь по роскошным залам очередного Антикварного Салона, скользишь рассеянным взглядом по атласно-золотым витринам, просеиваешь мысленно завалы драгоценных безделушек, примечательных кроме круглых цен разве что собственной бесполезностью, пока не ткнёшься во что-то своё, только для тебя здесь поставленное, других не тронувшее, а тебя зацепившее "глубже некуда".
Замер...
Стоишь и смотришь, постигая что-то...
И вдруг ниоткуда приходят забытые запахи...
И ты ужe не здесь...
Согласитесь, скульптурка замечательная. Нездешняя и ненынешняя. Непередаваемо выразительная. Около такой можно простоять долго. Любоваться деталями, ловить нюансы, угадывать продолжение линий, погружаться в настроение...
Некоторые формулировки из экспертного заключения, прилагающегося к этому предмету, показались мне столь любопытными, что считаю позволительным воспроизвести их:
 "Представленная на экспертизу скульптурная композиция является редко встречающимся на европейском антикварном рынке образцом своеобразных кабинетных предметов немецкого производства 1920-х годов, сочетающих две страсти "золотой молодёжи" послевоенного поколения - любовь к автомобилям и к курению. Композиционное и пластическое решение данного предмета, выполненного в художественной манере АртДеко, оригинально сочетается с функциональным аспектом использования "автомобиля" с устроенными в нём отделениями для сигар (под откидным капотом) и для табака (под крышкой багажника). Появление сюжетов с изображениями автомобилей и гонщиков с одной стороны было откликом на модные, популярные аспекты современной европейской цивилизации, а с другой стороны, стало одной из форм выражения в камерной пластике неукротимой внутренней динамики, присущей искусству этого периода в целом. Позы гонщика и механика передают ощущение стремительного движения, подчёркнутого рельефными завихрениями под колёсами автомобиля. Композиция могла выполнять не только декоративную функцию эффектного, эксклюзивного по своему решению кабинетного предмета, но и служить дорогим и оригинальным подарком или призом в спортивных автомобильных состязаниях".
Написано, на мой взгляд, весьма недурно, а учитывая строгий юридический характер документа, даже, в некотором роде, поэтично. Впрочем, композиция того заслуживает. Одно непонятно - как наш романтичный эксперт не заметил дождя? Блестящая мокрая кожа курток и шлемов, скользкая резина, брызги из-под колёс, струйки воды на подножках... Где-то мы видели это... Чувствовали... Ощущали... Примеряли на себя... Когда-то давным-давно... Может быть, в юности... Вглядитесь в эти лица, позы... Вы тоже слышите эти голоса? Припоминаете?
- Берись за руль, - сказал Кестер.
- Глупости, Отто. Я не сяду за руль, я пьян.
- Поезжай! Под мою ответственность.
- Вот увидишь... - сказал я и сел за руль.
Мотор ревел. Рулевое колесо дрожало в моих руках. Качаясь, проплывали мимо улицы, дома наклонялись, фонари стояли косо под дождем.
- Отто, ничего не выходит, - сказал я. - Ещё врежусь во что-нибудь.
- Врезайся, - ответил он.
Я посмотрел на него. Его лицо было ясно, напряжённо и спокойно. Он смотрел вперед на мостовую. Я прижался к спинке сиденья и крепче ухватился за руль. Я сжал зубы и сощурил глаза. Постепенно улица стала более отчетливой.
- Куда, Отто? - спросил я.
- Дальше. За город.
Мы проехали окраину и вскоре выбрались на шоссе.
- Включи большой свет, - сказал Кестер.
Ярко заблестел впереди серый бетон. Дождь почти перестал, но капли били мне в лицо, как град. Ветер налетал тяжелыми порывами. Низко над лесом нависали рванью облака, и сквозь них сочилось серебро. Хмельной туман, круживший мне голову, улетучился. Рев мотора отдавался в руках, во всем теле. Я чувствовал всю мощь машины. Взрывы в цилиндрах сотрясали тупой, оцепеневший мозг. Поршни молотками стучали в моей крови. Я прибавил газу. Машина пулей неслась по шоссе.
- Быстрее, - сказал Кестер.
Засвистели покрышки. Гудя, пролетали мимо деревья и телеграфные столбы. Прогрохотала какая-то деревня. Теперь я был совсем трезв.
- Больше газу, - сказал Кестер.
- Как же я его тогда удержу? Дорога мокрая.
- Сам сообразишь. Перед поворотами переключай на третью скорость и не сбавляй газ.
Мотор загремел еще сильней. Воздух бил мне в лицо. Я пригнулся за ветровым щитком. И будто провалился в грохот двигателя, машина и тело слились в одном напряжении, в одной высокой вибрации, я ощутил под ногами колеса, я ощущал бетон шоссе, скорость... И вдруг, словно от толчка, всё во мне стало на место. Ночь завывала и свистела, вышибая из меня всё постороннее, мои губы плотно сомкнулись, руки сжались, как тиски, и я весь превратился в движение, в бешеную скорость, я был в беспамятстве и в то же время предельно внимателен.
На каком-то повороте задние колёса машины занесло. Я несколько раз резко рванул руль в противоположную сторону и снова дал газ. На мгновение устойчивость исчезла, словно мы повисли в корзине воздушного шара, но потом колёса опять прочно сцепились с полотном дороги.
- Хорошо, - сказал Кестер.
- Мокрые листья, - объяснил я. По телу пробежала тёплая волна, и я почувствовал облегчение, как это бывает всегда, когда проходит опасность.
Кестер кивнул:
- Осенью на лесных поворотах всегда такая чертовщина. Хочешь закурить?
- Да, - сказал я.
Мы остановились и закурили.
- Теперь можно повернуть обратно, - сказал Кестер.
Мы приехали в город, и я вышел из машины.
- Хорошо, что прокатились, Отто. Теперь я в норме.
- В следующий раз покажу тебе другую технику езды на поворотах, - сказал он. - Резкий поворот руля при одновременном торможении. Но это когда дорога посуше.
- Ладно, Отто. Доброй ночи.
- Доброй ночи, Робби.
"Карл" умчался. Я вошел в дом. Я был совершенно измотан, но спокоен. Моя печаль рассеялась.
Мы все выросли на Ремарке. Машины, сигары, барышни... Это ведь мы начинали знакомство фразой: "Вам уже говорили, что вы очень красивая женщина?", с трепетом ожидая услышать: "Да, и притом в значительно менее примитивных выражениях". Значит, тоже читала. Значит, своя...
Мы строили семьи. Мы делали бизнес. Мы шли, не оглядываясь, вперёд. Мы находили всегда больше, чем теряли. Мы были молоды. И, пожалуй, счастливы. Но всегда чего-то не хватало. Неужели вот этой серебристой машинки на письменном столе? - как вещественного Ключа Связи Времён, как необходимого в Причастности...
(Скульптурная композиция "Автомобилисты", мельхиор, латунь, серебрение, 1920 г., Германия /"Aрт Бюро" / $5000)
Илья СОРОКИН, главный редактор
|
